Нас было немного — с полсотни коммунистов, дюжина журналистов, человек шесть или восемь полицейских. Холодный ветер кружил и кидал в лицо колючие снежинки, хлопал красными полотнищами над головами, трепал гвоздики в замерзающих руках. Не похоже было, что на улице апрель, 22-е число, и Ленину — 150 лет. Но календарь не врал. КПРФ не могла пропустить дату, руководство пришло поклониться вождю и возложить к Мавзолею цветы.
Даже такое небольшое количество людей, собравшихся у стены Исторического музея, выглядело странно на фоне абсолютно пустых Манежки и площади Революции. Для самоизолировавшейся Москвы — настоящее массовое мероприятие. Куда смотрит полиция и почему допускает столь вопиющее нарушение мэрского указа, стало понятно, когда коммунисты начали выстаиваться в колонну.
— Так, полиция, подошли ко мне! — воззвал стоявший у ограждающего Красную площадь мужчина в дорогом пальто и черной маске. Полицейские подошли.
— Я полковник Горбунов. Пускаем только КПРФ. Администрация Президента разрешила. Вон тех, «Левый фронт», — не пускать. Только КПРФ чтобы было. Смотрите у меня, если кто лишний пройдет!
В 11 часов, как и планировалось, мы пошли к Мавзолею. Распорядители церемонии и полицейские призывали соблюдать дистанцию. К Мавзолею пускали группами по 3–5 человек. Сначала — коммунистов с венком. Потом — партийную верхушку во главе с Зюгановым. Цветы клали слева и справа от входа.
Прежде чем войти внутрь, Геннадий Андреевич повернулся на пороге, постоял, помолчал, поклонился и шагнул в строгий прямоугольник сумрака.
Чуть более густого, чем пасмурная погода, захватившая в плен безлюдную главную площадь страны.Там, внизу, ничего не изменилось. Ленин, освещенный желтым светом, все так же спокойно лежал, сжав пальцы правой руки в кулак. Ни звука, ни дуновения. Вечность застыла. О реющей снаружи буре напоминали только белеющие в полумраке пятна медицинских масок на лицах часовых.
Мы вышли, и в лицо брызнуло солнце. Яркое, молодое, весеннее. «Это знак!» — произнес кто-то рядом со мной.
Коммунисты обошли Мавзолей, положили цветы к могиле Сталина. На этом мистерия, занявшая меньше четверти часа, казалось, закончилась. Тут же, слева от входа, началось выступление Геннадия Андреевича. Никакой социальной дистанции не было и в помине. Я стоял чуть позади Зюганова, плечом к плечу с коммунистами, и слушал.
Зюганов говорил о роли Ленина в истории, о его гении и талантах, о том, что без него не было бы нынешней России, ее уничтожили бы враги. О достижениях СССР, о Победе, о первом спутнике, «побывавшем в гостях у Всевышнего». Я слушал Зюганова и слышал, как поет моя советская Родина. Видел, как сбрасывает цепи мой могучий народ, раздвигает стены наша гневная мощь… Но тут забили куранты, и наваждение прошло.
Зюганов сравнил действия Путина и Мишустина в кризисной ситуации с действиями советских вождей (нелестное сравнение для нынешней власти), пообещал построение государства справедливости и труда, призвал молодежь учиться. И ушел, окруженный немногочисленными соратниками.
Молодежь в это время развернула пронесенный за пазухой флаг «Левого фронта» и фотографировалась с ним на фоне Мавзолея. Полковник Горбунов морщился под маской. Небо над Москвой опять потемнело. Но если присмотреться, можно было заметить обнадеживающие проблески. Сколько бы ни морщился полковник.